Поцелуй смерти [= Предел дозволенного; Заговор смерти ] - Нора Робертс

– Да. «Новая жизнь» производит также искусственные конечности. Все это весьма прибыльно. Тебе нужны финансовые отчеты?

– Возможно. У вас имеются врачи-консультанты?

– Думаю, что да, хотя там скорее нужны инженеры. – Он пожал плечами. – У нас есть исследовательский отдел, но производство было доведено до совершенства задолго до того, как я приобрел компанию. Так что я не вникал в детали. А какое отношение «Новая жизнь» имеет к твоему расследованию?

– Техника массового производства искусственных органов была разработана в клинике Нордика в Чикаго. Они сотрудничают с Центром Дрейка. Трупы с изъятыми орга­нами обнаружены в Чикаго и Нью-Йорке. Еще один най­ден в Париже – мне предстоит выяснить, есть ли там центр здоровья, связанный с этими двумя. Я знаю только, что продукцию «Новой жизни» Уэстли Френд особенно одобрял.

– У меня нет информации из Парижа, но я могу бы­стро ее получить.

– Ты знал доктора Уэстли Фрейда?

– Только слегка. Он был членом правления «Новой жизни» во время продажи компании, но я никогда не имел с ним дела. Ты его подозреваешь?

– Едва ли. Он покончил с собой прошлой осенью.

– Вот как?

– Да. Насколько я поняла из полученных данных, доктор Френд возглавлял группу, работавшую над процес­сом массового производства искусственных органов. Когда работа завершилась, исследования в области воссо­здания человеческих органов были прекращены. Вот я и думаю: может быть, кто-то решил запустить их снова таким вот весьма оригинальным способом?

– Вряд ли игра стоит свеч. Я мало об этом знаю, но, кажется, воссоздание считают бесперспективным. Выра­щивание органов – долговременный и дорогостоящий процесс, а производство искусственного сердца обходится долларов в пятьдесят. Даже учитывая накладные расходы и прибыли, его можно продать не больше чем за сто. Конеч­но, покупателю придется раскошелиться на врачей и операцию, но менее чем за тысячу долларов он получит новое сердце с гарантией на сто лет. Это отличная сделка.

– Тем более что работа с поврежденным донорским органом, устранение дефектов и воссоздание съели бы всю прибыль.

Рорк одобрительно улыбнулся.

– Превосходно, лейтенант. У вас правильный взгляд на бизнес. Думаю, тебе ясно, что никто из главных акцио­неров «Новой жизни» не заинтересован в подобном сце­нарии.

– А что, если речь идет не о деньгах? Так или иначе, мне нужны все материалы о покупке «Новой жизни», ка­сающиеся обеих сторон сделки, а также список лиц, занимающихся исследованиями, и медицинских консультан­тов.

– Я могу раздобыть это за час.

– Не возражаю, если ты прибавишь как можно боль­ше данных о Фрейде – в том числе личного характера. Уж очень своевременным выглядит его самоубийство.

– Хорошо, постараюсь.

– Спасибо. По крайней мере, в двух случаях убийца охотился за сильно поврежденными органами. У Снукса было больное сердце, а у Спиндлер – нездоровые почки. Бьюсь об заклад, мы узнаем то же самое и о двух других жертвах. Для этого должна быть какая-то причина.

Рорк задумчиво потягивал кофе.

– Если он практикующий врач, то почему бы ему бы­ло не конфисковать поврежденные органы, которые уда­лили во время вполне законной операции?

– Не знаю. – Ева разозлилась на себя, что вчера вече­ром не заметила эту брешь в своей теории. – Очевидно, для этого необходимо разрешение донора или его ближай­шего родственника. К тому же медицинское учреждение должно санкционировать эксперименты. – Она побара­банила пальцами по колену. – Ты ведь член правления Центра Дрейка, верно? Что ты можешь сказать о его поли­тике? Центр проводит какие-нибудь рискованные, очень радикальные эксперименты?

– Центр Дрейка располагает первоклассным исследо­вательским отделом, и политика его в высшей степени консервативна. Чтобы пойти на риск, им бы потребовалась возня с бумагами, множество дебатов, юридическое оформление и, наконец, работа над тем, как лучше изло­жить программу средствам массовой информации.

– Значит, это было бы сложно?

– А ты как думаешь? – Рорк улыбнулся. – Ведь ре­шения принимает комитет. Когда речь идет о политике, даже самые быстрые колеса вращаются медленнее.

– Может быть, этот человек получил отказ – или знал, что получит, – и поэтому решил действовать само­стоятельно?.. – Ева отодвинула блюдце и встала. – Лад­но, мне пора.

– Вечером у нас благотворительный прием в Центре Дрейка.

– Я не забыла.

– Вижу. – Рорк засмеялся, заметив, как она сразу помрачнела, и притянул ее к себе. – В случае чего свяжись со мной.

Он знал, что при всей нелюбви к светским мероприя­тиям Ева не опоздает на прием: на сей раз это было важно для них обоих.

Поскольку Ева намеревалась сразу же взяться за рабо­ту, она не слишком обрадовалась, увидев в своем кабинете Дона Уэбстера. Впрочем, это не доставило бы ей особого удовольствия в любом случае.

– Слезь с моего стула, Уэбстер!

Однако он не встал, а только обернулся и одарил ее ос­лепительной улыбкой.

Ева познакомилась с Доном Уэбстером, поступив в полицейскую академию. Хотя он был уже на втором курсе, они время от времени сталкивались друг с другом. Через несколько недель Ева поняла, что Дон специально попада­ется ей на глаза. Она была отчасти польщена, отнести раз­досадована, но вскоре выбросила это из головы. В конце концов, академия нужна была ей не для того, чтобы устра­ивать свою личную жизнь.

Но потом их обоих распределили в Главное управле­ние, и однажды вечером, после того, как Ева раскрыла свое первое убийство, они отметили это выпивкой – и сексом. Ева решила, что для них обоих это было всего лишь развлечением, и их отношения оставались просто приятельскими. Затем Уэбстер перешел работать в Бюро внутренних дел, и с тех пор их пути пересекались редко.

– Привет, Даллас. Хорошо выглядишь.

– Слезь с моего стула, – повторила Ева и направилась к кофеварке.

Уэбстер со вздохом поднялся.

– Я надеялся, что мы сможем поговорить по-дружески.

– Присутствие в моем кабинете кого-либо из крыси­ной команды не вызывает у меня дружеских чувств.

Ева обратила внимание, что Дон почти не изменился. Те же холодные голубые глаза, узкое лицо, очаровательная улыбка, вьющиеся каштановые волосы. Ей запомнились его упругое натренированное тело и лукавый юмор.

На нем был строгий черный костюм – неофициальная униформа Бюро внутренних дел, которую он индивидуа­лизировал при помощи яркого разноцветного галстука. Ева припомнила, что Уэбстер всегда был франтом.

Не обратив внимания на оскорбление, он закрыл дверь.

– Ты, наверное, догадываешься о цели моего визита? Когда на тебя поступила жалоба, я вызвался ею заняться. Мне казалось, это все облегчит.